С голубем на плече.
18 мая 2019
Народный артист России Валерий Баринов о кино и войне.
Его фанатами считают себя люди самых разных поколений: и те, кто в 1970-ые смотрел один из первых отечественных сериалов «Строговы», и их дети, в середине 1990-ых замиравшие над перипетиями «Петербургских тайн», и их внуки, которые уже в 2000-ные основательно запали на «Кадетство» и «Ранеток». В конце апреля Валерий Баринов, пик популярности которого длится уже много десятилетий, был гостем Якутска. Вместе с заслуженной артисткой РФ Ольгой Кабо они открывали IV пасхальный фестиваль «Доброе кино». Мы встретились с ним, чтобы поговорить об актерском магнетизме. А узнали еще и о том, почему для него до сих пор так и не закончилась война.
«Если бы не война, я бы не родился»
…Говорит он и разводит руками. И этот нехитрый жест – «Ну, вот что тут поделать?» – лучше всяких слов объясняет его личное отношение к Великой Отечественной войне, которая в один момент смешала чьи-то житейские планы, заодно отменив миллионы судеб. Семью Бариновых она не просто коснулась – прошлась по ней чужим тяжелым сапогом, под которым хрустнула довоенная жизнь.
– Когда мой отец женился на моей маме, у него уже было трое детей от предыдущего брака. Его первую жену, Марию Баринову, в 1943 году расстреляли немцы.
Отец, Александр Митрофанович, был командиром подпольной группы партизан. Есть на Орловщине Малоархангельский район – все это происходило там. Орел фашистские войска захватили в сентябре 1941 года. До этого, практически с первых дней войны, в области начали формироваться партизанские отряды.
Подпольная группа отца входила в Первую Курскую партизанскую бригаду. Папа и его единомышленники остались в деревне Протасово. Собирали сведения о дислокации немецких войск, расположении складов с продуктами и горючим и т.д. Потом эти сведения передавали партизанам.
Группа действовала почти два года. А 5 августа 1943-го, когда наши войска уже освободили Орел и немцев гнали все дальше на запад, случилась беда. Фашисты искали отца. Отца не нашли – расстреляли его жену.
– Она тоже была подпольщицей?
– Да. В доме на тот момент оказался еще один член группы, Аграфена Медведкова. Заодно убили и ее.
Их детей – двух моих будущих старших братьев и сестру, вместе с дочкой Медведковой, заперли в доме, а дом подожгли. Но немецкие части уже отступали, фашисты торопились, и, видно, потому окна и двери заколотили наспех. Старшему брату Жене – ему тогда было лет 8 – как-то удалось выбраться из полыхающего дома. Потом он вывел остальных.
Сейчас, к великому сожалению, в живых из них никого уже нет. Я остался последний и старший.
– А что было потом, когда пришли наши?
– В регулярной армии послужить отцу так и не довелось. Когда в 1943 году советские войска освободили Орловскую область, его оставили работать в тылу. Он был заместителем председателя райисполкома. Отвечал за строительство. Строить нужно было много, ибо после ухода немцев разрушено было практически все.
– Валерий Александрович, а как ваш отец нес в себе эту войну после войны? Вспоминал?
– Вспоминал, но не очень охотно. Что-то рассказывал. Про свою сапожную мастерскую говорил, которая служила для его группы прикрытием для встречи с партизанскими связными. Он в ней вроде как сапожником работал. Что забавно, паролем у него там был голубь. Птица признавала только отца. И когда голубь выбирался из-под печки и садился ему на плечо, очередной связной понимал: он пришел туда, куда надо.
От войны у него остались медали да нож-финка, который всегда был с ним, когда он партизанил. А вот говорить о войне отец не любил. Она для него страшно закончилась: убили жену, едва не погибли дети…
На фото: братская могила подпольщиков дер.Протасово.
Кулек конфет как первый гонорар
Баринов достает планшет. Показывает фотографию родителей – она всегда с ним. Мужчина и женщина прильнули друг к другу, плечо в плечо. Не разлить. Вот только глаза у отца… Взгляд человека, заглянувшего в бездну.
Мама Валерия Александровича, с которой однажды встретится овдовевший Александр Митрофанович, согласившись стать его женой, не просто заменит мать троим сиротам. Она сумеет заново сцементировать их треснувшую было жизнь.
– Я ровесник Победы – родился в 1945 году. И вроде бы война была уже позади, но в то же время совсем рядом. Помню, как возвращались по домам, в свои деревни, фронтовики: кто без руки, кто без ноги.
Все ходили в военной форме, в шинелях. Люд после войны жил бедно, поэтому берегли свои гимнастерки, сапоги… Года до 1955-го, наверное, народ в основном ходил в военной форме.
Потом Орел – это город, который под немцами находился почти два года. Фашисты там много чего успели натворить, и когда его освобождали наши, бои за него шли жесточайшие. Не зря ведь полное название Курской битвы, одного из ключевых сражений той войны, звучит так: Орловско-Курская дуга.
Когда Орел и Белгород освободили, страна в первый раз ознаменовала это событие салютом. Потом эту традицию ввели для всех остальных освобождаемых городов. А Белгород и Орел так и называют с тех пор «городами первого салюта». Там такие руины оставались после бомбежек! И все это – место наших детских игр. И гранаты, которые мы находили и взрывали, – это тоже мое детство.
Так что не застав войну календарно, физически я ощущал ее постоянно: ее отголоски еще долго продолжали жить где-то рядом.
– О сцене мечтать начали тоже там, среди руин?
– Тут такая история. Первый раз на сцену я вышел лет в шесть. Был смотр художественной самодеятельности, финальный концерт. Зал Володарского Дома культуры переполнен.
И вот выхожу я, начинаю читать стихи и зал…плачет. Женщины, мужчины. Все. Потому что на календаре 1952 год, а я читаю из Михаила Исаковского: «Еще не все запаханы окопы – Следы войны, следы прошедших гроз. И матери – во всех концах Европы – Еще своих не осушили слез…» А в зале – люди, прошедшие войну. И они, конечно, лучше меня понимают смысл этих строк.
Тот концерт я помнил всегда, но лишь уже став взрослым, разобрался, что же меня тогда так зацепило. А это было то поразительное ощущение полного слияния с залом, когда сердца – мое и зрителей – начинают биться в унисон… Зацепило, получается, на всю жизнь.
Кстати, после того концерта я получил свой первый гонорар – кулек конфет. Первые шоколадные конфеты в моей жизни.
Все догоняет
Для нашего народа Великая отечественная, считает Баринов, это колоссальный духовный источник не просто патриотизма, а понимания того, кто мы есть. «Ведь что значит «победа»? – спрашивает он. И тут же отвечает: – То, что было после беды…».
– Семья жила трудно?
– Тогда всем было трудно. Голод, разруха. И все-таки люди возвращались с войны с надеждой на лучшее, а тут… Я помню, как наши соседи яблони в своих садах рубили, потому что на каждую яблоню ввели налог, а у людей не было денег его оплатить.
Потом эта история с праздником Победы, который сначала был выходным, а в 1947-м перестал им быть. Так что сперва фронтовики, вернувшись домой, надели свои медали, а потом их наградами играли дети. И потянулось много лет, когда вспоминать о них было как-то… не принято, что ли. Это уже при Брежневе все потихоньку начало вставать на свои места. И песня «Фронтовики, наденьте ордена!», написанная в 1965-м, не случайно тогда зазвучала.
Я уже так давно живу на свете, что вся история этого праздника прошла на моих глазах. Когда был студентом – а я учился в театральном училище им. М.С. Щепкина – ветераны в Москве собирались, в основном, в сквере у Большого театра. Потом, когда 9 Мая вновь стал нерабочим днем, помню, как потек людской поток: по набережной, в парках…
А потом, когда я уже служил в театре, каждое 9 Мая мы играли спектакль. В театр приходили ветераны. Тогда их было еще много, и они еще были сравнительно молоды. И зрительный зал в тот вечер весь сверкал: свет отражался в орденах и медалях.
А теперь я каждый год сам иду поздравлять ветеранов на Красную площадь в Москве. Или еду в Волгоград, на Мамаев курган…
– А «Бессмертный полк»?
– Хожу. В позапрошлом году шел с портретом отца. Год назад – дяди¸ Ивана Егоровича Пирогова. В 1941 году он воевал подо Ржевом. В этой мясорубке был ранен, контужен, у него не работала рука.
За те бои его наградили Орденом Красного Знамени, что говорит о многом. Получить такую награду в 1941 году – это покруче, чем потом Героя Советского Союза, по той простой причине, что в начале войны ордена давали редко – мы отступали. Вот такой у меня героический дядька. Был… Умер не так давно.
– Валерий Александрович, а лично для вас когда закончилась война?
– А вот случай один расскажу. Приезжаем мы однажды со спектаклем в Курск. Хожу по сцене Дворца культуры, ругаюсь, что декорации не так стоят… Вдруг подходит его директор: «Валерий Александрович, к вам человек пришел». Я возмущаюсь, вы, что, не видите, мы к спектаклю готовимся… Тот настаивает: «Он очень просит!». Наконец, сдаюсь: «Ладно, ведите его в гримерку».
Заходит человек. Представляется: «Доктор исторических наук, директор музея партизанской славы». Я как-то сразу напрягся. А он продолжает: «Мы тут с женой по телевизору смотрели парад на Красной площади 9 мая. Вы говорили о своем отце. Мы и подумать не могли, что артист Валерий Баринов – сын героя нашего музея Александра Митрофановича Баринова!»
И подает мне ксерокопию донесения отца в партизанский отряд с его подписью. «Узнаете?» – спрашивает. Узнаю ли я?! Сколько раз эту подпись в своем школьном дневнике подделывал. И так эта встреча меня всего перетряхнула, что я на сцену не смог сразу выйти.
Так что не закончилась война… Все догоняет.
Народный артист России Валерий Баринов о времени и кино
С тех пор, как он впервые вышел на сцену, в нашей стране основательно поменялось многое, включая саму страну. Но никакие трансформации общества и его предпочтений не смогли поколебать тот фундамент успеха, на котором народный артист России Валерий Баринов стоял, стоит и, дай Бог, стоять будет еще долго.
Хорошее кино в России есть
Интригана Хлебонасущенского из сериала «Петербургские тайны» он сыграл настолько ярко, что народное признание последовало незамедлительно: кто-то из журналистов назвал его «главным злодеем страны». «Как вы к этому относитесь?» – спрашивают его с тех пор при каждой встрече. «Да никак!» – привычно отвечает он.
– Мой сын Егор тоже актер и тоже много играет злодеев. Так вот он – добрейший человек… Станиславский говорил: «Играя плохого, ищи, в чем он хорош». Экранные злодеи запоминаются тогда, когда ты покажешь их слабость, а порой даже положительные черты. Ведь почему запомнился Хлебонасущенский? Вроде и мерзавец, и авантюрист… Да любит он по-настоящему! Правда, подходы к любви у него свои… И я его понимаю. А, значит, прощаю. Иначе бы не сыграл.
Когда сериал «Петербургские тайны» впервые вышел на экраны, бабушки у нашего подъезда все допытывались: «Когда же тебя убьют?» «Не дождетесь!» – говорю. Я в принципе не могу играть героя, осуждая его. Пусть зрители судят!
У меня много положительных ролей, все премии свои я получал именно за них. Во Франции на фестивале в Онфлере – Гран-При за фильм «Агапэ». После роли маршала Жукова в фильме «Фурцева» приняли в клуб военачальников, где я – единственный гражданский человек. Но злодеи, да, запоминаются лучше…
– Вы смотрите фильмы, в которых снялись?
– Редко. У меня ведь их более 200. Некоторые вообще не видел, какие-то давно забыл…
– Зато, Валерий Александрович, зрители помнят вас даже по очень ранним вашим работам. Например, по одному из первых советских сериалов «Строговы»(1976), экранизации одноименного романа Георгия Маркова…
– Да, но слова «сериал» мы тогда еще не знали – это называлось «многосерийный художественный фильм». Мне очень повезло, что я там работал, потому что режиссером был великий Владимир Венгеров, партнерами – великие Людмила Аринина, Людмила Гурченко, Владимир Высоцкий…
Там даже Булат Окуджава снимался в роли белого офицера, которого я бил по лицу. И теперь вдова Булата Шалвовича, Ольга, когда готовятся вечера его памяти, в шутку напоминает мне: «Бил его по лицу? Бил! Вот теперь всю жизнь будешь выступать на вечерах воспоминаний…» И я действительно всегда принимаю в них участие.
– Съемка сериалов тогда и сейчас – это разный процесс?
– В те годы работа в многосерийном фильме ничем не отличалась от съемок в большом кино. Ну, может, шла чуть быстрей. Вот Марлен Хуциев, недавно ушедший от нас, никогда не смог бы сделать сериал. Его называют «дедушка русской пролонгации» – снимал он долго. Зато фильмы Хуциева – классика из категории «хранить вечно».
Когда в Россию пришли первые мексиканские сериалы, я подумал: «Какой кошмар!». А когда начали выпекаться наши, они в большинстве своем оказались еще хуже.
Правда, в последние годы ситуация меняется: сериалы становятся качественнее. Знаете, что обнадеживает? Их начали снимать большие режиссеры, Лунгин, например. В телевизионное кино они пошли по той простой причине, что его смотрят. Ведь был период, когда режиссеров и актеров называли «работниками невидимого фронта»: и зритель нас не видел, и сами мы встречались друг с другом лишь на фестивалях.
– В общем, кино по-прежнему в большом долгу перед народом?
– Нет, хорошее кино в России есть, но оно, как правило, немассовое. И некассовое. А потому таких картин мало. Ведь успех фильма сейчас принято оценивать по числу миллионов, которые он заработал в прокате, а хорошее кино не всегда возмещает затраты с процентами и не стоит этого ждать.
Но все же качественные ленты у нас время от времени появляются. На днях сын Егор позвонил мне посреди ночи: картину режиссера Ларисы Садиловой, у которой он снимался, взяли на Каннский кинофестиваль. Садилову я знаю – я у нее тоже в свое время много был занят. Она снимает крайне редко – ее фильмы как раз некассовые, но это то, что стоит смотреть.
«Кадетство» и его особый случай
Одна из непременных традиций ежегодного кинофестиваля «Доброе кино» в Якутске, который Валерий Баринов, открывает уже второй раз, – это встречи с детьми. На этот раз поехали в Реабилитационный центр для несовершеннолетних. Выяснилось: Баринова детям представлять не надо. «После «Кадетства» я ваш фанат!» – заявил ему первый же встретившийся пацан.
– «Кадетство» – особый случай! Вот мы говорили о качестве российских сериалов – они сейчас разные. «Кадетство», как и «Ранетки», снималось тоже, как «мыльная опера». Но там ни стрельбы, ни убийств. Это кино, где о проблемах подростков говорят на их языке. В итоге популярность сериала оказалась невероятной: дети приняли его сразу, смотрят до сих пор, а уже подросшие «ранетки» и «кадеты» остаются их фанатами.
Потом начальник Тверского суворовского военного училища, где в основном снималось «Кадетство», рассказывал мне: «У нас никогда не было недостатка желающих учиться – 5-6 человек на место. А после вашего фильма поток, как на актерский факультет: на место – 25-30 ребят…» Вот что творит великая сила кино!
И как мы ее используем? Сейчас, говорят, серьезная проблема – нехватка высококвалифицированных токарей, слесарей и т.д. А почему бы не снять классный молодежный сериал о представителях рабочих профессий? Ведь влияние ТВ на умы – это такие ресурсы…
Вы меня спрашивали, зачем я еду в Якутск. Фестиваль «Доброе кино», проводимый под эгидой Якутской епархии, – это важный социальный проект, ориентированный, в том числе и на детей. Фестиваль – это как трасса с двусторонним движением: какие-то эмоции мы дарим зрителям, какие-то – они нам… Сегодня мы были в детском приюте. Девочка вышла на сцену и запела «Аллилуйя», а я чуть не зарыдал. Сзади сидели родители, которые оставили своих детей, но и иногда их все-таки навещают. А на сцене пели их ангелы… Вот за этим, наверное, и стоило ехать.
И это — бесценно
Его творческая судьба богата как на знаковые роли, так и на крутые виражи. В 2005 году, отдав 13 лет Малому театру, он вдруг переходит в Московский ТЮЗ. «Зачем?» – терялись в догадках поклонники. Он ответил на это новыми ролями и постановками, в очередной раз доказав: большой театр – это, прежде всего, большие актеры.
– Когда я ушел из Малого театра, предложений было много, но то, что поступило от главного режиссера Московского ТЮЗа Генриетты Яновской, оказалось заманчивей всех. «У вас будет свободный график: вы сможете сниматься столько, сколько нужно. Нам важно, чтобы у нас в штате был еще один народный артист РФ», – сказала она. До меня у них с таким званием был один Игорь Ясулович, теперь нас двое.
Никогда не пожалел, что согласился. И не только потому, что наше джентльменское соглашение в театре честно соблюдается все 15 лет. Только благодаря этому я смог приехать в Якутск, на фестиваль «Доброе кино».
Дело в другом. Мне очень интересно работать с таким режиссером, как Кама Гинкас: это всегда муки творчества, но результат того стоит. Но самое главное, этот процесс непрерывен. Год назад у нас в театре вышел очень незаурядный спектакль – «Вариации тайны» по пьесе Э.-Э.Шмитта. А сейчас на подходе еще одна серьезная работа – «Кошка на раскаленной крыше» Теннеси Уильямса, где я играю Большого Папу. Спектакль практически готов, премьера, вероятно, состоится осенью. Секретов раскрывать не буду, но очень рекомендую посмотреть.
– Валерий Александрович, вот уже второй год вместе с Ольгой Кабо вы привозите в Якутск поэтические спектакли, после которых зрители вас провожают стоя. Люди везде так соскучились по хорошей поэзии или только в Якутске?
– Недавно я был в Каннах, там живет много выходцев из России. Подходят ко мне соотечественники: «Вы не могли бы приехать к нам?» Я объясняю: «Ребята, я на корпоративах не работаю». А они в ответ: « Да нет! Мы знаем, что вы великолепно читаете Пушкина. Нельзя ли у нас почитать?» И я им читал: Пушкина, Бунина, Бродского… Три с половиной часа.
Не могу сказать, что стихи – жанр, который сейчас неимоверно востребован, но тех, кому это нужно, мне кажется, все больше. И еще я думаю, что люди приходят на такие встречи потому, что мы почти перестали общаться. Меня как-то спросили: «Вы в метро не ездите, наверное, потому что вас узнают?» Я говорю, да нет, если и зайду сейчас, не заметят. Все, уткнувшись в гаджеты, сидят. Время такое.
А живое общение, которое происходит во время таких встреч, оно бесценно. И для нас, кто стоит на сцене, и для тех, кто в зрительном зале сидит.
…У его легендарного отца-подпольщика паролем служил голубь. Птица садилась отцу на плечо и очередной связной понимал: он у своих.
Почему-то мне кажется, что та птица никуда не делась. Как белый ангел, незримо витает она над плечом Валерия Баринова, и тем, кто чувствует душу его, стоящего на подмостках, продолжает сигналить: вы у своих…
По материалам Парламентской газеты "Ил Тумэн" http://news.iltumen.ru
